Вопрос не застал врасплох, так как меня предупредили, что провокации в этой капиталистической стране будут обязательно.
— На десять дней, — бодро ответил я.
— Тогда идите за мной, — пограничник завел меня в комнату, попросил поставить чемодан на стол, открыть его.
Увидев три бутылки водки и несколько пачек «Беломора», он бодро заявил:
— Можно только две бутылки…
— Одна ваша, — сообразил я.
— В таком случае я приветствую вас в Федеративной Республики Германии!
Я все-таки спросил:
— Откуда вы так хорошо знаете русский язык?
— Пять лет был у вас в плену, там и выучил…
Так началась моя первая поездка в ФРГ. И было это в 1963-м году.
На Всемирном нефтяном конгрессе я был единственным советским журналистом, а потому пользовался вниманием коллег, и они помогли мне не только побывать на встрече с президентом США Джоном Кеннеди, который прилетел во Франкфурт-на-Майне на следующий день после меня (правда, вопрос задать ему у меня не получилось — «очередь не дошла»), но и оказаться в гостях у Фрица Штрассмана, легендарного физика, Нобелевского лауреата. Мы беседовали пару часов. И, по-моему, это была первая и единственная его встреча с советским журналистом. По крайней мере, мне она помнится до малейших деталей.
Это было в небольшом немецком городке Майнце, где тем не менее был университет, в котором преподавал профессор Штрассман, и где был Институт неорганической и ядерной химии, которым он руководил.
С судьбы университета и началась наша беседа.
Я спросил ученого о единении физиков в канун войны.
— Это верно. В тридцатые годы, да, пожалуй, и раньше в мире образовалось великое содружество физиков, — подтвердил Штрассман. — Мы внимательно следили за работами коллег в различных странах, советовались, спорили. Именно благодаря общим усилиям (я в этом глубоко уверен) родилась современная ядерная физика. Это содружество не прекращается и сейчас. Мы часто встречаемся на международных конгрессах, конференциях, ездим друг к другу. А когда необходимо, всегда помогаем ученым, попавшим в беду… Никогда не забуду великого и гуманного человека — Жолио-Кюри. Я ему очень многим обязан.
— Чем именно?
— Я, пожалуй, начну с Наполеона. Когда французские войска в начале прошлого века пришли в Германию, Наполеон приказал закрыть университет в Майнце. В качестве компенсации было построено два «исторических» памятника.
- Первый находится в центре города. Это огромная деревянная колонна, обитая гвоздями.
- Второй — казармы для войск, в которых вы сейчас и находитесь…
Более ста лет университета не существовало. Среди местных жителей бытовала уверенность, что сбудется оброненная кем-то фраза:
«Французский комиссар закрыл университет, французский же комиссар и должен его открыть».
Пророчества иногда сбываются. И таким «французским комиссаром» стал Фредерик Жолио-Кюри… В своей жизни, повторяю, я очень многим обязан этому великому ученому и замечательному человеку. Когда в 1945 году Гитлер был разгромлен, я находился на юге страны. После окончания войны мы очутились на территории, контролируемой французами. Тогда я и встретился с Жолио-Кюри. Он приехал с группой офицеров знакомиться с состоянием научных исследований в Германии. После захвата Гитлером Франции мне было предложено возглавить Институт радия в Париже. Я отказался, и поэтому наш разговор с Жолио-Кюри начался с того, что он поблагодарил меня. Оказывается, он знал об этой истории. Многих немецких ученых в это время вывозили в Америку или Англию. На родине нам категорически запрещалось заниматься наукой, особенно в области ядерной физики. Жолио-Кюри понимал всю нелепость такого запрета для ученого, которого лишают любимой работы. И спустя год не только добился для меня разрешения, но и предоставил в мое распоряжение бывшие французские казармы… Начинать пришлось на пустом месте. Но огромное желание победило трудности. Уже в 1946 году студенты пришли на лекции. Ставились первые опыты. Ставились с трудом — не хватало лабораторного оборудования. На университет и исследовательские институты был всего один устаревший спектроскоп. И только через несколько лет казармы Наполеона изменились до неузнаваемости, появились хорошо оснащенные лаборатории, возник новый научный центр. Его «крестным отцом» я считаю Жолио-Кюри.
К Жолио Кюри мне не раз приходилось возвращаться, когда я работал над книгой об «Атомном проекте СССР». Великий француз пытался восстановить то «содружество физиков», которые существовало до войны. Он приезжал в Москву, чтобы встретиться со Сталиным и предложить ему начать работы по созданию ядерного оружия вместе, то есть советским и французским ученым. Но Жолио не знал, что такие работы в СССР уже ведутся и скоро произойдет первое испытания атомной бомбы. Сталин поручил Курчатову узнать, насколько информирован Кюри об атомной проблеме. Игорь Васильевич вскоре сообщил, что «Жолио Кюри знает меньше, чем мы». И тогда Сталин бросил циничную фразу: «Ну пусть тогда он борется за мир!»
Об этой истории я тогда при встрече со Штрассманом не знал. Как и о многом другом, что было связано с Атомным проектом — слишком уж все было засекречено… А потому я расспрашивал ученого о том, чем он занимается сейчас.
«В нашем институте много внимания уделяется радиационной химии. Лаборатории располагаются в отдельных корпусах. Скоро к ним присоединится реактор, — рассказал профессор. — В основном наши интересы концентрируются на ядерном делении, а конкретнее — на делении урана-235 под действием медленных нейтронов. Это очень важно для изучения механизма самого процесса. В результате деления урана образуется более ста различных изотопов. Большинство из них сразу исчезает, их жизнь измеряется секундами и долями секунды. Мы пытаемся быстро и точно проводить химические анализы и разделять изотопы. Работа эта чрезвычайно трудная, но она необходима для атомной промышленности. У нас есть кое-какие успехи… Но надо сказать честно, что они еще невелики. Когда слушаешь доклады ваших ученых на конференциях, просто удивляешься, как много у вас сделано!»…
Из окна кабинета ученого видна стройка.
— Это реактор, — пояснил Штрассман. — Будущее нашего института… Большую помощь нам оказывает доктор Риль. Он часто приезжает к нам, консультирует специалистов — ведь у него огромный опыт работы в Советском Союзе…
Я сделал вид, что знаю доктора Риля, хотя, честно говоря, не имел понятия о ком говорит профессор Штрассман. И откуда мне было знать в те годы, что доктор Риль — единственный немец, который за создание атомной бомбы был удостоен звания Герой Социалистического Труда!
И только сейчас, пожалуй, можно рассказать о работе немецких специалистов в «Атомном проекте СССР».
Домыслов, легенд и мифов об участии немецких специалистов в «Атомном проекте СССР» столь много, что создается впечатление будто именно они сыграли решающую роль в создании у нас атомного оружия.
Это не так. Но и преуменьшать их вклад в развитие атомной промышленности в СССР не следует: он весьма значителен. Не случайно, что после испытания первой атомной бомбы доктор Н. В. Риль стал Героем Социалистического труда. Вместе с Курчатовым, Зельдовичем, Харитоном и другими советскими учеными и специалистами. Многие инженеры и ученые из Германии были награждены орденами и Государственными премиями.
Первая атомная бомба
Итак, в какой же степени «Атомный проект СССР» говорил по-немецки?
Из «Отчета о состоянии работ по проблеме использования атомной энергии за 1945 — 1946 годы», направленного Сталину:
«Большая часть крупных ученых-физиков при нашем вступлении в Германию выехала в Западную зону Германии, где и находится до сих пор.
Однако некоторые ученые первой величины и большая группа профессорского и докторского состава осталась в нашей зоне, равно как и значительная часть оборудования научных физических учреждений…»
Ситуация в Германии была очень тяжелой. А потому некоторые немецкие ученые, получив приглашение поработать в Советском Союзе, с радостью согласились. Среди них были профессор Герц и конструктор Арденне, физики Стенбек и Тиссен, профессора Фольмер, Доппель, Позе и другие.
Среди военнопленных также оказалось немало специалистов, связанных в прошлом с ядерной физикой и радиохимией. Некоторые из них предпочли работать «на воле». Впрочем, контроль был достаточно жесток: об этом позаботился сам Берия. Еще в августе 1946 года он отдал четкое распоряжение:
«… иметь в виду необходимость установления регулярного контроля за выполнением немцами заданий (как по качеству, так и по срокам).
Лица, успешно выполняющие задания, должны представляться к премиям, а лица не работающие, маркирующие работой, должны были изъяты из институтов и направлены в лагеря».
Инструкции своего шефа 9-е Управление МВД СССР, в распоряжении которого находились немецкие специалисты, выполняло последовательно и четко, а потому немногие вернулись в лагеря, предпочитая работать с полной отдачей сил. И это сыграло свою роль.
Документы «Атомного проекта СССР» дают возможность точно знать, чем именно занимаются специалисты из Германии. В частности, те материалы, которые легли на стол И. В. Сталину. Естественно, обманывать его не могли…
В декабре 1947 года «Отчет» за подписью И. В. Курчатова, Б. Л. Ванникова и М. Г. Первухина, в котором анализировалось состояние всей атомной проблемы в СССР, содержит раздел, посвященный и немцам. «Отчет» был сделан в одном экземпляре, по распоряжению Берия он никому не посылался — знакомился с ним лишь Сталин. Хотя гриф, как обычно, стоял «Сов. Секретно (Особая папка)», некоторые слова вписывались от руки — не только «уран», «плутоний», номера предприятий, но и «немцы» и их фамилии. Сталин внимательно следил за соблюдением секретности, и Берия это отлично знал.
Ученые
Итак, строки из «Отчета»:
«Всего в 9-м Управлении МВД СССР и Первом главном управлении при Совете Министров работает 257 немецких специалистов, из них научных сотрудников — 64, инженеров — 48, научно-вспомогательного персонала — 53 и квалифицированных мастеров и рабочих — 92.
Из числа немцев приглашены из Германии 122 и отобраны из лагерей для военнопленных 135 человек.
Немецкие специалисты размещены в следующих учреждениях и предприятиях:
- в Институте «А» (директор Арденне) в Сухуми 106 специалистов, в т. ч. 51 научный работник и инженер;
- в Институте «Г» (директор профессор Герц) в Сухуми — 96 специалистов, в т. ч. 26 научных работников и инженеров;
- в Лаборатории «В» (научный руководитель профессор Позе), в 110 км от Москвы по Варшавскому шоссе — 30 специалистов, в т. ч. 13 научных работников и инженеров;
- в Научно- исследовательском институте №9 Первого главного управления при Совете Министров — 5 научных работников, немцев;
- на заводе № 12 в Ногинске размещена и работает группа доктора Риля в составе 14 человек, из них 12 научных работников и инженеров;
- в Московском институте азота Министерства химической промышленности работает доктор Бевилогуа и доктор Хейландт».
Николай Васильевич (Вильгельмович) Риль
Пожалуй, наиболее ценным ученым для нашего «Атомного проекта» был доктор Риль. Еще в фашистской Германии он занимался ураном, который доставлялся из Бельгии. Именно ту технологию доктор Риль использовал для получения металлического урана на заводе в Электростали. Восстановление урана из солей проводилось с помощью чистого кальция. В результате получался порошок металлического урана.
Все оборудование было вывезено из Германии. Мощность — 10 тонн в год.
Доктор Риль пользовался полным доверием руководителей «Атомного проекта». Может быть, по тому, что он родился в Петербурге. После революции выехал в Германию, где окончил Берлинский университет. Почти два десятка лет был директором одного из институтов, где занимался радиоактивными веществами. Доктор Риль хорошо говорил по-русски, и многие, кто с ним работал, даже не догадывались, что он немец. Согласился работать в СССР сразу же, как только ему это предложили. Под руководством доктора Риля были отработаны первые технологии получения металлического урана — сначала «немецкая», потом «американская», и, наконец, «отечественная».
Документы свидетельствуют:
«Сейчас производство урана через четырехфтористую соль быстро увеличивается, и в настоящее время цеха основного завода переходят на работу полностью по этому методу.
Эта работа в химической части в основном была сделана работниками доктора Риля, а в металлургической части — в основном советскими специалистами завода № 12″.
Вскоре доктору Рилю и его группе было поручено еще одно специальное задание:
«В связи с завершением основных работ по разработке технологии получения урана и приближающимся пуском уран-графитового котла и диффузионного завода доктору Рилю дано задание начать разработку процесса получения чистых плутония и урана-235, а также процесса регенерации металлического урана, отработанного в котле уран-графит».
Пожалуй, именно группа доктора Риля была ближе всего к центру «Атомного проекта», остальные немецкие ученые и специалисты находились как бы на его периферии.
Рядом с немецкими специалистами во всех институтах и лабораториях работали советские ученые и инженеры. Перед ними стояло две задачи:
- во-первых, помогать немецким коллегам,
- а во-вторых, перенять их опыт создания приборов и аппаратуры, которые так не хватало на наших предприятиях и в конструкторских бюро.
Постепенно немецкие ученые «выводились» из работ по созданию атомного оружия. Для многих из них испытание первой советской атомной бомбы стало столь же неожиданным, как в 1945 году бомбардировка Хиросимы.
25 лет никто из немецких специалистов не имел права говорить о своем участии в «Атомном проекте СССР». Каждый из них подписывал соответствующую бумагу и давал «честное слово». Из СССР они уезжали в ГДР, а оттуда перебирались в Западную Германию. Подавляющее большинство из них сдержали свое слово: они не упоминали о своем участии в создании советской атомной бомбы.
А профессор Рилю по распоряжению Сталина была построена дача в Жуковке. Рядом такие же дачи получили ученые-атомщики. Рассказывают, что перед объездом в Германию Герой Социалистического труда Н. В. Риль продал свою дачу Мстиславу Ростроповичу, и именно на ней писал свой «Архипелаг ГУЛАГ» Александр Солженицын. В его эпопее немало страниц посвящено «Атомному проекту СССР».
Все в этом мире имеет начало, но никогда не кончается…
И вместо эпилога
— Очень хочу посетить вашу страну, — сказал профессор Штрассман, когда мы прощались. — Ваши ученые добились выдающихся достижений в использовании атомной энергии. Недавно я ездил по атомным центрам США, и, когда знакомился с лабораториями, американские коллеги неизменно подчеркивали: «Нет, это не столь редкая установка; вы бы посмотрели у русских…» Вот я и хочу поехать в Советский Союз…
К сожалению, свою мечту великому физику осуществить не удалось. Не успел. Жизнь оборвалась внезапно…
