Свой последний спектакль, свое зашифровано-ясное танцевальное высказывание знаменитые израильские хореографы и режиссеры Инбаль Пинто и Авшалом Полак назвали «Фуга».
Последний — здесь слово важное. «Фуга» подводит итог многолетней совместной работы и жизни этих двух мастеров и реформаторов. Все, что было до «Фуги», — поиски, взлеты, эксперименты, заслуженная слава, — консолидировалось в этом диковинном танце-фантазии. Все стало итогом и прощанием.
У пары — большой и славный список творческих работ и два общих сына… Теперь каждый участник талантливого дуэта-семьи пойдет своим путем. На пороге неведомого стоит их «Фуга», и она грандиозна.
Чтобы вобрать в себя, пережить и хоть как-то сформулировать мысли и впечатления, я посмотрела этот волшебный опус дважды. И этого тоже недостаточно. Раскрываясь, как цветок, меняя ритм и настроение, вибрируя на границе узнаваемого и не имеющего аналогов, затягивая в круг ворожбы, эта притча-танец подбрасывает метафоры. Шифрует то, что есть чистое откровение.
Сначала — занавес. Это — один из героев. Он играет важную роль: утягивает шляпу и прочие мелкие предметы, смешит, прячет и открывает голову без туловища. Над ним — птичий щебет.
В паре с занавесом — артист. Долговязый, серьезно-лукавый. Многозначный. На занавесе — рощи и поля. И старинные усадьбы. Щебет — из других веков. Кому он сейчас интересен? А ведь он прекрасен.
Занавес — как напоминание о шпалерах и краях, где не пахнет бензином и чистоганом. Будто иллюстрация к Жан-Жаку Руссо.
Где-то в мире идет дождь. Стучат каблучки алых туфелек. И занавес позволяет увидеть, дарит сюжет. Вот люди — они танцуют про загадки.
Мягко и медленно течет Шопен. И льется «Осенняя песня» Чайковского. Пианино. Оно — тоже герой. Из него появляются образы.
Оно — мебель. Оно — аргумент. Элегантный, заколдованный. Как храм в миниатюре.
В какие-то мгновения танцующие превращаются в героев комикса. В них возникает бидструповская нотка. Краска. Они шалят, куролесят. Поглядывают в зал: вы тут? Посмеемся?! В какой-то они танцуют синхронно, как одно изображение, помноженное на шесть.
Прыжки и поддержки — как карандашные штрихи. Вдруг печаль. Густая, терпкая, как в том эпизоде, где пушкинский Моцарт говорит об истоках «Реквиема». А то вдруг двое ведут страстный английский (словами, не танцем) диалог о том, что одни с Венеры, другие с Марса, и между ними — пропасть…
10 Фото
Боди-арт: Превращение человека в аватар
Алые туфельки вплетаются в мозаику. Алые платья — сначала на девушках. На танцовщицах. Потом — на всех. И они танцуют осмысленно. Отчаянно. Нервно и вдохновенно.
И танец, эта плазма, этот ребус тела, вырастает до языка сфер, до выразительности, которая серьезнее «да — нет — неизвестно». Круче, чем — «я тебя ревную». Полифоничнее, чем — «человек — это звучит гордо».
Так, тело звучит точнее слова. И только тело мощно и гордо может все выразить. Так происходит фуга. Не абстрактно-манифестационное — «все люди — братья», а глубоко человечное и щемящее: «Господи, какая красоты и сила мне в этом мире дарована»…
Они танцуют синхронно (это синхронность не роботов, не автоматов — единомышленников, творцов!). Они вовлекают в фугу зал. Фуга — значит — бег, вы помните?
Где-то в мире идет дождь. Стучат каблучки алых туфелек. Люди не верят своим глазам. Птичий щебет — над занавесом памяти, начитанности, боли, над картинками из альбома и над вечной грозой истории.
«Фуга» — свершение больших художников (Инбаль Пинто выступила как хореограф, дизайнер костюмов, художник- постановщик).
Дальше — новый маршрут. Другой занавес.
Я написала о своих личных впечатлениях. Мне повезло — я это видела и увижу еще! Мировая фуга — она в этом разнообразии, беге, музыке, вся…
Читайте также:
«РЕВЕРС»: На стыке жанров. На пределе физических возможностей
«Дурочка и зэк»: трогательная история о любви
