«Инициатива трёх морей»: экономика или политика?

Кто изобрел Междуморье?

Польские политики любят добавлять к этому проекту (рожденному на волне распада Российской империи) целые века предположительно естественных интеграционных процессов, происходящих от Скандинавии до Балкан, конечно, с особым вниманием к усилиям некоторых польских монархов (особенно из династии Ягеллонов), вождей (Адам Ежи, князь Чарторыйский и Юзеф Пилсудский) и писателей (Ежи Гедройц, Роумунд Пилсудский, Юлюш Мирошевский).

Между ними только эти последние, активисты и мыслители 20-го века, были настоящими сторонниками, а на самом деле также создателями и продолжателями польской версии известной немецкой теории и практики гегемонии и эксплуатации немецко-русских пограничных областей в первой половине 20-го века. Любое предшествующее обоснование, данное этой идее, является чисто историческим анахронизмом.

Авторство, а значит и «естественное лидерство» проекта, охотно приписывают полякам… ложь. Между тем нет никаких сомнений в том, что, несмотря на разные названия (Интермариум, Три Моря), «Инициатива трех морей» является лишь повторением концепции Фридриха Наумана (прежде всего экономической). Точно так же сегодня полякам легче обратиться к маршалу Пилсудскому и Е. Гедройцу, чем подтвердить, например, вдохновляющую и эффективную роль таких американских политиков, как Збигнев Бжезинский.

Для кого Mitteleuropa?

Тем не менее занижение остается самой важной слабостью всех этих идей. Как сейчас, так и в прошлом нельзя было указать на какой-либо общий интерес, безусловно и безоговорочно соединяющий и объединяющий государства Центральной и Восточной Европы, не только те, которые находятся далеко друг от друга, такие как Финляндия и Греция, но даже такие, которые кажутся близкими и по соседству, как Польша и Литва.

Более того, единственные общие цели в этой области до сих пор были сформулированы только извне, с точки зрения некой глобальной державы, по разным причинам желающей преследовать свои интересы в Центральной Европе. Так было с имперской Германией, Советским Союзом, а теперь и с Соединенными Штатами.

И в этом последнем, наиболее актуальном смысле (в связи с «Инициативой трех морей») четко видно, что это не интеграция, а программа отчуждения, предназначенная для исключения приобретенных стран из других инициатив (прежде всего, основной Европейский союз), чтобы заменить их суверенные геополитические взгляды и интересы. И это также сходство американского видения организации Центральной Европы с ее немецким оригиналом Кайзера (не говоря уже об идентичной цели обоих: экономической и эксплуатационной).

Кто нас разделяет? Что нас связывает?

Конечно же, это не единственные барьеры и ограничения для сотрудничества в Центральной Европе. Следует подчеркнуть, что зачастую те же самые силы, которые формально поддерживают единство и интеграцию, фактически имитируют поляризационные инстинкты и инициативы, возглавляемые этнонационализмом.

Достаточно упомянуть, что совсем недавно, всего 105 лет назад, Центральная и Восточная Европа уже была подвержена далеко идущей интеграции — в рамках многоэтнических империй — Российской, Австро-Венгерской и Османской/Турецкой. И как оказалось, тогдашний интерес к глобализации приказывал не только побудить народы к строительству государств (например, поляков и чехов), но и просто создавать новые нации, что в конечном итоге привело к раздробленности и конфликту в этой части мира (конечно, вопросы современного этногенеза и создания наций очень деликатны, потому что никто не любит признавать, что его нация была искусственно придумана для чужих интересов…).

Такой процесс был продолжен и интенсифицирован 30 лет назад, во время распада Югославии и Советского Союза. Именно так значительная часть политических границ, разделяющих наш мир, была отмечена до сегодняшнего дня — и что еще более важно, рождались (или, по мнению других, были выявлены) барьеры в национальном сознании иногда в экстремальных, даже патологических формах. Также стоит помнить, что те, кто сегодня призывает к ускоренной политической и в основном искусственной интеграции, зачастую те же, кто когда-то разделял нас.

С геополитической точки зрения: это исторически британская политика и германская практика играли такую роль в Центрально-Европейском регионе — как сегодня гегемонистские интересы Соединенных Штатов.

Мы видим игру этнонационалистического фактора, особенно в Прибалтике, а недавно на Украине (Бандера — Донцов — Шухевич) и даже в… России, где несколько лет назад попытки «яркой оппозиции» со стороны либеральных лозунгов плавно превратились в элементы ксенофобии. Таким образом, мы имеем дело с интересным парадоксом (на самом деле, однако, довольно очевидным). В то же время:

— деятельность по дезинтеграции для диверсификации формально функционирующего Европейского сообщества — двусторонняя: от Брюсселя, Парижа и Берлина до Европы с двумя скоростями (большая часть еврозоны и остальные) и от Вашингтона, чтобы создать «более американскую Европу», то есть «Три Моря»;

— те же самые мощности поддерживают шовинистический этнонационализм в этих центральноевропейских странах, что, естественно, препятствует реальному региональному сотрудничеству.

Все эти тактики переплетаются и дополняют друг друга, что позволяет нам понять, что их реальной целью является не интеграция, включая создание какой-либо отдельной ценности (неважно, истинной или мнимой) в форме организации района Междуморя; и тем не менее реально восстановление национального принципа в мировых отношениях.

Таким образом, независимо от того, хотим ли мы увеличить фактор сотрудничества и интеграции или признаем ли мы приоритет национального фактора — концепция «Трех морей» радикально противоречит им и должна быть отвергнута. И это должно связать нас всех — от Хельсинки, через Вильнюс, Варшаву, Будапешт и Бухарест, до Скопье и Афин.

Подпишитесь на нашу рассылку

Обсудить

Темы

европа

политика

экономика