22 января в Театре Моссовета состоялась премьера спектакля-бенефиса Валентины Талызиной «Волки и овцы». В этот знаменательный день актрисе исполнилось 87 лет! Она отметила эту дату прямо на сцене театра, играя роль коварной помещицы Мурзавецкой. Режиссёром-постановщиком пьесы Островского выступил Игорь Яцко. После премьеры он рассказал, как работал над спектаклем.
— Игорь Владимирович, драматург Островский — один из самых популярных авторов в нашей литературе. Наверное, нет ни одного режиссёра, кто бы не ставил его пьесы. А вы впервые взялись за этого драматурга? И чья была инициатива поставить «Волки и овцы»?
— Вот так, чтобы на большой сцене в театре — да, действительно, ставил первый раз. Но у меня были опыты играть Островского со студентами, мы подробно разбирали пьесы драматурга. А поставить Островского это была идея Валентины Илларионовны. Она какими-то окольными путями вышла на меня и для меня её предложение было неожиданным. Возможно, она узнала обо мне благодаря «Звезде Театрала»: в 2020-м она получила «Легенду сцены», а я стал лауреатом в номинации «Лучший спектакль. Малая форма» за «Опасные связи». Затем она приходила смотреть на меня на мой творческий вечер. И вот однажды на Пасху позвонила и сказала, что очень хочет, чтобы я поставил этот спектакль. Я, конечно, сомневался, отвечал, что у меня много работы, мне надо подумать, как делать эту пьесу, но потом у меня уже у самого закрутилась мысль, как шаг за шагом поставить «Волки и овцы». Валентина Илларионовна приглашала меня на дачу, мы сидели в её беседке, разговаривали о её роли, о концепции спектакля, о художественной составляющей. Сыграть Мурзавецкую была её мечта очень много лет. Она предложила ансамбль актёров, с которыми я потом познакомился. Мне все понравились, я согласился.
Она слышала, что режиссёр Яцко делает комедии. Действительно, в театре «Школа драматического искусства» есть у нас тяга делать смешные вещи. В театре идёт «Как важно быть серьёзным» Оскара Уайльда, я делал в жанре комедии «Игроки» и «Мёртвые души» Гоголя. И я принял это предложение как какой-то интересный опыт. Мне вдруг стало невероятно интересно поработать с легендарной актрисой Талызиной, побывать на сцене прославленного театра Моссовета и познакомиться с прекрасной труппой театра. С художником-постановщиком Марией Рыбасовой мы мгновенно нашли общую идею. Я почти сразу сказал, какое художественное решение хотел бы видеть, и мы стали сочинять.
— Как работалось с Валентиной Илларионовной? Были разногласия?
— Мне она очень нравится, потому что с ней интересно общаться. Валентина Илларионовна сразу меня предупредила: «Говорят, что у меня плохой характер, но мне кажется, что это не совсем так».
Когда начались репетиции, мне понравилось, что она к режиссёру отнеслась с уважением и юмором. Талызина уникальна, потому что когда она делает Мурзавецкую, она не играет какой-то образ, а делает всё, чтобы зритель не понял — то ли это сам такой человек, то ли она играет какой-то персонаж. Вот у Валентины Илларионовны эта грань потрясающая. Даже не понятно, как она это делает.
Она настолько «присваивает» текст, и в то же время есть спонтанность, она очень работает над ролью. Есть её роль, есть общая лаборатория каждого актёра, и как режиссёру мне было интересно соединять несоединимое, чтобы всё каким-то образом переплавлялось в дело. Я понимал, что очень много доверяю актёрам, мы познакомились не так давно, но я почувствовал, что они меня приняли. Для меня важно чтобы работа складывалась не на слащавой, а на подлинной и простой любви. И эта общая атмосфера на сцене передаётся зрителю, он реагирует очень чутко. Во время спектакля в зале то один «островок» засмеётся, то галёрка заливается смехом, то молчаливый насторожённый партер вдруг «взрывался».
— Валентина Илларионовна человек душевный, сердечный, а её героиня — дама коварная, жёсткая. Как вам удалось добиться сочетания совершенно разных ипостасей?
— Это было сделано во время репетиции, именно здесь мы «наклоняли» текст, потому что хотели найти в героине человечность. Не коварство этой дамы, а именно человечность. Когда она пускалась во все тяжкие, подсовывала подложные письма, интриговала — в этот момент важна была тема милосердия, сострадания, подлинной любви к непутёвому племяннику-алкоголику, у которого только прекрасный талант петь песни. Она его любит, тает перед ним, всё ему прощает. Что-то в этом есть такое истинное русское, о чём многие писатели говорили. Валентина Илларионовна тоже это отметила, она восхищает меня цепкостью своего сознания и острого ума. У неё настолько ясный взгляд на многие вещи и, конечно, она невероятно разнообразна. Она была совсем не пассивный, а активный сочинитель спектакля. Она может всех построить, напугать, но при этом я знаю, что она всегда шутит. У неё столько лёгкой иронии, столько света. Другое дело — моя задача все эти искры света, которые из неё идут, направить с пользой для общего дела.
— В спектакле очень много неожиданных и оригинальных находок, скажем так «особых режиссёрских фишек», которых нет ни у кого. Это вам пришла мысль пустить на большом экране кадры хроники молодости Валентины Илларионовны? Смотрится очень пронзительно… Ещё сумасшедшая находка — кидать в публику ассигнации. Это ваши придумки?
— Да, мои. Мы специально подобрали кадры из архива молодости Валентины Илларионовны, но старались не перегружать сценическое время. Ассигнации предназначались публике, которую мы приняли за работников, ждущих оплаты. Пьеса «Волки и овцы» очень витиеватая, спектакль получился не короткий, мы хотели сохранить структуру действия, но, естественно, делали какую-то редакцию. Хотелось, чтобы все сцены остались целостными, и это определённая трудность для зрителя и для актёров: находиться в постоянном напряжении. Действие всё время двигалось. Важно, чтобы была магия действия, которая влияет как магнит. В спектакле у нас живая музыка, живой оркестр, который соединяет действие. Есть и звуки, есть и фонограмма, и очень важно, что есть романсы, которые исполняют актёры. Мне кажется, что получился прекрасный бенефис и воспоминания. А моя задача была соединить много таких важных праздничных примет.
— Сегодня очень модно ставить классические спектакли в современной трактовке. У вас такая мысль не мелькнула?
— Мне уже задавали этот вопрос, хотели бы вы сделать пьесу в современном контексте. Но для меня этот приём всегда несколько примитивный и плоский, хотя, конечно, он действенный. Мне хотелось создать мир, который бы балансировал на грани сказки в хорошем смысле и жёсткой реальности. С художником-постановщиком мы долго думали, как найти колорит спектакля, поэтому был важный момент в выборе декорации: чтобы было что-то такое от земли, от болота, от полей и в то же время, чтобы была вертикаль, и конечно — звуки, мистика, которые связывали действие. И одновременно важно было не уйти в иллюстративность, здесь самое главное — сделать текст, ситуации, положения. У Островского юмор всегда актуален, он владеет ситуацией и комической, и трагической, и концептуальной и всё это дано через слова. Островский для меня — очень яркие и виртуозные диалоги, яркая острая форма и практически математически рассчитанные ходы. То есть много интеллектуального построения, но очень изысканного в таком русском народном антураже с ясной, острой мыслью. Но его всё-таки надо подать и соединить с нашим временем. Сейчас постановки осовременивают настолько часто, что хотелось бы уже вернуться к замыслу автора, к истокам. Тем более что в этом году Александру Островскому исполняется 200 лет.
— А вам не кажется, что, если бы Островский жил в наше время, то он был бы гениальным детективщиком?
— Абсолютно согласен. Он держит такую острую аферу, подаёт каждого персонажа с таким скрытым интересом, что только дух захватывает. Островский сегодня звучит намного актуальнее, в советское время и половины не понимали, о чём он писал. Я, например, в своей режиссёрской работе нахожу у автора много тайн и совпадений. И не случайно именно премьеру Островского мы сделали ко дню рождения Валентины Талызиной, потому что было много значительных и праздничных совпадений, чтобы этот проект состоялся. Мне кажется, что нам не хватает праздника. Все уже привыкли радоваться жизни, а радость даётся не просто…
