Я предлагаю разговор с актером и режиссером Йехезкелем Лазаровым, который случился в декорациях театра «Гешер», уникального и неповторимого.
…Огромный автомобиль стоит в зале «Ангар», камерном экспериментальном зале театра «Гешер». За рулем — мужчина, стройный, уставший, нервный. То есть мы этого сначала не знаем, что нервный.
Впереди — окна высокого дома, в которых, как в витрине, медленно и отстраненно движутся девочки-балеринки. Тонкие ножки, изящные ручки, кукольные батманы.
Он колесит по дорогам и рассказывает свою историю. История бьется-вьется между расставленных по периметру зала кресел со зрителями, замирает на высоких нотах. Человек в автомобиле — Гумберт из книги Владимира Набокова «Лолита».
Скандальной и прекрасной книги, по поводу которой так давно ломаются копья исследователей, любителей литературы, случайных читателей, обывателей.
Скандальность книги — от ее сюжета: взрослый мужчина пылает любовью к двенадцатилетней девочке: » Я люблю твою печень, твои почки, твои кровяные шарики…».
Лидия Гинзбург сказала, что это лучшая книга Набокова. Некие читатели — моралисты пишут, что эту книгу надо сжечь, запретить, что она опасна.
В роли Гумберта — Саша (Исраэль) Демидов. Инсценировку написал и поставил по ней свой спектакль актер, режиссер, хореограф — Йехезкель Лазаров.
Я смотрела эту театральную работу в самом начале ее пути. Новый, только рожденный спектакль — дитя, которое еще носит отметину родовых усилий.
После антракта в тот же вечер идет еще одна интерпретация знаменитого сюжета, версия суда над Жанной д’Арк, с куклой-роботом, с горячим и сбивчивым артистическим рисунком Дорона Тавори, который в роли судьи увещевает робота-Жанну сознаться.
Робот светит неоновыми глазками, оранжевым пятном рта. Говорит искусственным голосом. Робот — из нашего мира, судья — из глубины истории.
… Йехезкель Лазаров сидит в зале, еще темном, пустом, остается два часа до прихода зрителей. Он кутает горло шарфом. Саша Демидов и Дорон Тавори (в этот вечер больше никто в спектакле не занят) уже тоже — в «Ангаре». Они молчаливые и сосредоточенные. Помреж динамично и спокойно витает вокруг. Сейчас в «Гешере» идут и другие спектакли Лазарова — «Алиса», «Отцы и дети»…
Я так много хочу спросить — и про съемки российского сериала «Тот, кто угадывает мысли» («Менталист»), римейк американского фильма; и про участие в бродвейском мюзикле «Скрипач на крыше»; и про школу, которую он создал в Яффо и которая так прекрасно и беззаветно ориентирована на воспитание красотой, искусством.
— Начнем с фильма. Как вам работалось в Москве?
8 Фото
Любимая киноактриса Сталина
— Прекрасно!
— Вы раньше знали по-русски два слова -«зараза» и «ощущение». Теперь говорите свободно?
— Нет, конечно, нет. Слов знаю теперь больше, но говорить все равно не могу. Я больше на слух понимаю, когда слушаю. В Москве мне в ухо говорили текст на русском, накануне я его учил, осваивал нужные сцены на английском, вживался, на площадке произносил русский текст…
— В России вы ели борщ и котлеты…
— Более того, там есть одно блюдо…Когда слоями — свекла, яйцо, селедка…
— Селедка под шубой!
-Точно — «шуба», я это могу есть каждый день и в очень больших количествах.
— Ваша жена Алина и дочери были с вами в Москве?
— Да, Алина мне помогала, начитывала текст, объясняла, она сама родом из Чебоксар… Теперь и она, и девочки со мной в Америке. Мне там приходится колесить по стране, как Гумберту… Видимо, отсюда пришла декорация — типично американский дом, квинтэссенция всех американских домов…
— Чем Даниил Романов, ваш герой из российского фильма, отличается от Патрика Джейна, которого в первоначальной американской версии сыграл Саймон Бейкер?
— Как два человека отличаются друг от друга… Фильм делали по лекалам американской версии, но с учетом менталитета. Русские добавили что-то свое.
Россия — не Америка, хотя есть много вещей, которые их роднят. И те, и другие это отрицают, а со стороны очень заметна похожесть. И те, и другие невероятные, интересные. Американцы декларируют что они открытые, но они на самом деле и теплые, русские — более закрытые, но когда с ними ближе знакомишься, понимаешь их сердечность, доброту. И те, и другие любят выпить…
— В Москве приходилось пить наравне со всеми? Поддерживать компанию?
— Я вообще не пью.
— Как российский зритель принял сериал?
— Превосходно! И с режиссером Алексеем Мурадовым, актрисой Анастасией Микульчиной, со многими, с кем работал, я поддерживаю дружеские отношения. Летом мы приступаем к съемкам второго сезона, еще 16 серий…
— Первым опытом в российском кино был фильм «Мата Хари», там вы сыграли графа Кастелло…
— Я даже на лошади в этом фильме ездил…
— Новый приезд в Москву дал что-то интересное, необычное?
— Впечатлений море! Это невероятный город, город, в котором заключен целый космос!
— Вы бывали в московских театрах, музеях?
— В театрах нет, не было времени по вечерам, а в музеях — разумеется! И нет теперь такого музея, такой галереи, которые я бы не посетил. И где бы ни побывала вся моя семья. Москва — истинная столица культуры, там столько всего в этом плане происходит! Это потрясающий город!
— Тевье-молочник, герой мюзикла Джерри Бока, как он возник в вашей актерской биографии?
— Этот проект появился во время работы над Лолитой и Жанной д’Арк. Я еще играл режиссера в спектакле «Кордебалет» Камерного театра… Пришло предложение, я знал, что, если меня пригласят, отказаться не смогу.
В мюзикл «Скрипач на крыше» нельзя не влюбиться. В текст, в героев Шолом-Алейхема нельзя не влюбиться. У меня там одиннадцать вокальных номеров — и нет ни одного, который бы был проходящим, менее ярким. В истории нет ни одного лишнего, неверного, фальшивого слова!
Мюзикл — сплошное счастье для участников… И на любой зал это производит огромное впечатление. А залы в этом турне — на 3000 — 4000 мест каждый вечер. У меня в неделю восемь спектаклей…
— Это возможно?!
— Трудно, но возможно.
— И поэтому шарф…
Он поглаживает мягкую шерсть шарфа, улыбается.
— Большая нагрузка на голос…За счастье надо платить, мне повезло — я сделал роль, о которой мечтает каждый артист. Работа должна приносить радость, если этого нет, я просто в таком проекте не участвую. Я ухожу.
— Вы не похожи на режиссера-диктатора, режиссера, который терзает и себя, и актеров…
— …Я не знаю, как актеры меня воспринимают… Я умею работать только, когда мне хорошо, когда я наслаждаюсь каждой минутой.
— Откуда интерес к Тургеневу? В чем истоки замысла спектакля «Отцы и дети»?
— Я с писателем Тургеневым прежде не был знаком. Ничего не читал из его произведений. В школе его не проходят. Моя жена Алина показала мне книгу «Отцы и дети», сказала: «Посмотри, мне кажется, ты сможешь с этим что-то сделать».
— Этот ритм, эта пластика, рисунок спектакля — как это родилось?
(…Синие стены. Синие стулья, синий стол. Кажется, что даже прелюдия Шопена звучит синим светом. Медленно движется вереница людей. Так начинается этот спектакль, так же он завершается, когда умирает преждевременный для любой эпохи, наигранно-рациональный, одержимый наукой и так нежданно сраженный любовью и болезнью Базаров…
Актеры — фантастически хороши. Все. Драгоценный ансамбль. Каждый — алмазный блеск. Музыка вздохом, прохладными каплями аккордов фортепьяно, дрожанием струны растворена в тургеневском тексте, в лаконичной театральной хореографии.
Детали, намеки (то, как «тают» предметы в руках шествующих по сцене, как перетекают друг в друга беседы пар: Аркадий — Катя, Базаров — Анна Сергеевна) работают так хорошо, что внимание к сцене не ослабевает ни на секунду.
Если хотите совершенно новых ощущений¸ свежести и эксперимента в театре — посмотрите, спектакль в «Гешере» еще идет… Инна Шейхатович)
Й.Л.: Я понял, что Базаров занимается невероятно интересными вещами. Микроскоп — это подлинное чудо, мистика, волшебство. И у меня в каждой мизансцене спрятаны зрительные образы, отражающие работу внутренних органов человека…
— …Но зрителю это не открывается? Так?
— Мне очень нравится, когда удается так зашифровать какие-то мои собственные мысли. Я смотрю на сцену и вижу то, что видно только мне. Я люблю открывать то, что закрыто…
«Лолита / Жанна Д»Арк» — новый маршрут, новая веха. В этом диптихе объединены сюжеты, которые на первый взгляд кажутся разнородными.
Героиня книги и историческая личность. «Листопадное эхо нимфетки» — выдуманная Лолита, такая живая, несчастная, литературная и трагедия реальной девочки из деревушки Домреми, девочки, которая рискнула, надев мужскую одежду, встать на защиту своей страны. И погибла, приговоренная к костру слабыми, трусливыми людишками, женоненавистниками.
— В какой- то мере это феминистический спектакль? Это спектакль в защиту женщин?
— Да, эта тема тоже есть.
— Вы в своем доме в меньшинстве — в команде из четырех женщин (у Лазарова три дочери — автор). Такое прекрасное царство дает вдохновение и понимание, вы видите, чувствуете женскую тему, тему женской беззащитности, женской души и судьбы глубже?
— Наверное, да. Я хорошо понимаю своих девочек — да и других, наверное, тоже…
— Как в Америке с музеями — тоже все хорошо?
— Да, это что-то невероятное.
Бывает, городок небольшой, можно сказать, провинция, Питсбург, Буффало, а музеи огромные, богатые. Кто бы подумал, что в Буффало роскошная экспозиция Гогена!
…Он говорит осторожно, жалея голос. А я чувствую себя преступницей, эгоисткой, которая пытает человека своими вопросами. Саша Демидов проходит мимо, что-то тоже говорит про голос: вчера сорвал, сегодня чувствуется…
Режиссер Лазаров приносит ему какие-то таблетки. Вспоминаю: Гумберт в этом спектакле сам себя приговорил. Душа его прошла через горнило страсти, порока, муки любви, стала факелом — и вспыхнула чистым пламенем.
И душа Жанны, не куклы с пластиковым телом, глазками — неоновыми огоньками, а той таинственной героини Жанны, которая тонким графическим силуэтом возникает на белой стене, тоже взметнулась пламенем.
…Я смотрю сериал «Тот, кто читает мысли». Лазаров говорит не своим голосом — его озвучивает российский актер. Легко расследует странные, жестокие, запутанные дела.
Харизма, органика в общении с партнерами, умение прожить каждую ситуацию реалистично, всерьез, даже делающие его чуть похожим на Бейкера лучики морщинок вокруг глаз, обаяние — все это фирменная, присущая Лазарову актерская палитра.
Он уедет в Штаты — играть американцам красивого еврея Тевье. И вернется. И будет опять искать новые пути. И они будут новыми и неожиданными, в этом нет сомнений.
Читайте также:
«Проклятые». О новом хорроре рассказывает режиссер
Документалист: настоящее искусство должно ранить
Как переосмыслить жизнь в танце
Завуч казанской школы угрожала детям пустить их «на колбасу»
